И «мультикультурализм» является как раз одним из таких понятий, хотя следует признать, что посвященные ему эпитеты уже не столь остры, как это было в первой половине 2008 года, когда споры о том, должна ли политика интеграции в Латвии осуществляться путем мультикультурализма, достигли своего апогея. При этом понятие мультикультурализма более широкому обществу было мало известно; его используют практически только эксперты по политике интеграции и профессионалы в сфере социальных наук, хотя и там глубоких и серьезных дискуссий о самом содержании данного понятия в действительности не было. Но их не было и позднее. Осторожный оптимизм, с каким часть экспертов по интеграции смотрела на мультикультурализм, видя в нем возможность ужиться и сотрудничать с различными этническими общинами Латвии, превратился в почти единогласное отрицание идеи мультикультурализма. Самые горячие его защитники просто замолчали. Тем более после того, как в 2010 году канцлер Германии Ангела Меркель и несколько позднее тогдашний премьер-министр Соединенного Королевства Дэвид Кэмерон признали, что политика мультикультурализма в руководимых ими государствах потерпела крах. Очень тяжелые и пессимистичные дебаты о будущем мультикультурализма несколько лет проходили в Нидерландах – после убийства кинорежиссера Тео ван Гога. Его 2 ноября 2004 года утром на улице убил гражданин Нидерландов и Марокко, семья которого проживала в Нидерландах уже во втором поколении. Год спустя обширные вызванные иммигрантами беспорядки произошли во Франции.
Что именно не сработало, и могло ли быть иначе? Мультикультурализм основан на оптимистичной идеологии; с 1971 года это официальная государственная политика Канады, а с 1973 года – Австралии. Именно эти два государства считаются «историями успеха» мультикультурализма, хотя и там звучит много критических голосов – и со стороны политиков, и со стороны экспертов. О чем же тогда это говорит?
Что такое в действительности мультикультурализм?
Все ответы на этот вопрос стали понятны только в последнее время. Само понятие «мультикультурализм» известно уже с сороковых годов двадцатого века, актуальным оно стало в шестидесятые, а преимущественная часть анализа этого явления относится к девяностым – оптимистичные десятилетия политики мультикультурализма, когда действительно казалось, что она может быть реализована практически в любых многокультурных обществах. В самом широком смысле, а также на идеологическом уровне, мультикультурализм является признанием разнообразия и равноценности культур. Иногда это понятие используют, просто признавая многокультурный характер какого-либо общества. Одновременно, это и политическая доктрина, и вытекающая из нее конкретная политика действий, предусматривающая конкретные политические инструменты для защиты упомянутого многообразия и защиты интересов конкретных групп общества. Известный канадский философ Чарльз Тейлор назвал мультикультурализм «политикой признания» (the politics of recognition). Мультикультурализм также можно охарактеризовать и как политику, направленную против ассимиляции. Она считает, что целесообразно поддерживать разнообразие общества, так как это ценность сама по себе. В экономическом аспекте мультикультурализм, даже если его успех подтверждается отсутствием беспорядков в обществе, – дорогое удовольствие, для содержания которого необходимы значительные финансовые инвестиции, и это еще один из аргументов критиков мультикультурализма.
В каком-то смысле, в доктрине мультикультурализма можно увидеть также чувство вины и стремление исправить то, что еще возможно. Уже упомянутые Канада и Австралия – это государства, в которых длительное время подавлялось коренное население, отнимая и расхищая их земли и природные ресурсы, отказывая в медицинском обслуживании и образовании, притесняя их традиционную культуру и языки. Мультикультурализм был, если не официальной, то практикуемой политикой в таких бывших колониальных державах как Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды и пр., где преимущественная часть иммигрантов родом из их бывших колоний.
Практические политические инструменты для признания самобытности этих этнических групп и устранения продолжающейся несправедливости различны. Например, придание особого статуса их языкам на уровне регионов или всего государства, признание двойного гражданства, особое экономическое регулирование на конкретных территориях, квоты в учреждениях представительства и системе образования, особенно для малозащищенных групп, признание вклада различных этнических групп, например, в школьных программах, включение традиционных праздников в календари официальных празднуемых дней, специальные программы для защиты конкретных культур и социальной интеграции. Во многих государствах существуют сложные регулирующие механизмы для защиты прав религиозных меньшинств, которые становятся еще более сложными, если конкретные практики противоречат государственному законодательству или социальным нормам. Именно последние случаи зачастую вызывают самые острые дебаты и изощренные юридические решения. В этом отношении споры о том, разрешить ли сикхам не надевать мотоциклетные шлемы, которые невозможно одеть на обязательный для этой религиозной общины тюрбан, и разрешить ли мусульманским женщинам закрывать лицо в общественных местах и купаться в так называемых купальных костюмах буркини, не самые сложные примеры. Как видно, мультикультурализм – это история о культурах, как уже сам термин на это указывает, но вместе с тем, а, возможно, и в большей степени, это история о теории и практике права.
Не удивительно, что многим кажется, и в публичном пространстве это мнение звучит достаточно часто: если так много делается для конкретных этнических групп, то почему «они» все равно недовольны и требуют большего? Существуют политические партии и конкретные политики и неформальные лидеры, которые используют такое мнение. Растущая в последние годы популярность праворадикальных партий тому самое убедительное подтверждение.
Мультикультурализм и связанные с ним упомянутые политические инструменты чаще всего исторически относятся к этническому, а также религиозному разнообразию. В последние годы его стремились расширить и отдельные теоретики, говоря о модели общества с равными возможностями не только в отношении прав, но и представительства, что предусматривает особую защиту групп, которые длительное время дискриминировались по другим признакам. Преимущественно тут речь идет о разнообразии в отношении расы, пола и сексуальной ориентации. Хотя антидискриминационная политика достаточно развита практически во всех индустриально развитых обществах, в действительности и женщины, и люди с более темным цветом кожи во многих местах получают меньшее вознаграждение, имеют более низкое образование и низкие доходы, чаще бывают безработными и чаще подвергаются насилию. К их мнению меньше прислушиваются, и они по-прежнему кое-где считаются несовершенными и малоценными существами. Упомянутая тенденция вызывает политические и академические дискуссии о том, является ли мультикультурализм составной частью антидискриминационной политики, или, может быть, наоборот?
Повторная актуализация темы мультикультурализма в последние годы недвусмысленно связана с миграционным кризисом, особенно в Европе. К каким последствиям приведет прибытие еще большего числа людей, принадлежащих различным культурам, в Европу, где до сих пор отнюдь не все государства смогли реализовать успешные модели интеграции? Поэтому к рефлексии о плюсах и минусах мультикультурализма, скорее всего, придется возвращаться снова и снова.
Возможна ли успешная модель мультикультурализма?
Что может повлиять на реализацию политики мультикультурализма, и что привело к ее провалу? Теоретики и аналитики здесь выделяют несколько важных обстоятельств.
Во-первых, состояние государственных границ и их защиты. Если население не чувствует внешних угроз, интеграция общества является внутренним делом и задачей государства. В этом случае действительно можно говорить об интеграции как о сплочении общества. Совсем иная ситуация, если по соседству находится мощное в военном плане государство, заявляющее, что желает защищать своих соотечественников, которые численно составляют значительное меньшинство в государстве. Ситуация иная и в том случае, если границу легко перейти, а за ней находится большое число людей, которые могут ее нарушить, хотя бы потому, что у них нет другого выхода.
Во-вторых, мультикультурализм должен быть настоящим: он функционирует лучше, если культур больше. В двухобщинных государствах он не работает, как и в случаях, если почти все иммигранты прибывают из одного региона мира или даже одного государства. Это практически всегда ведет к поляризации общества и противопоставлению интересов. Сглаживающим фактором является настоящее разнообразие культур.
В-третьих, доктрина мультикультурализма предусматривает равноценный вклад различных групп в создание экономического совокупного продукта, или по крайней мере добросовестное стремление сделать это. Если в какой-либо части общества существует мнение, что «мы их содержим», то это бомба с часовым механизмом. И таким мнением легко манипулировать.
В-четвертых, одним из крупнейших рисков в мультикультурных обществах является ограничение культур, как географически, например, проживание иммигрантов в анклавах в крупных городах Европы, так и отсутствием пространства для своего языка, СМИ и образования. Разумеется, устранение таких ситуаций требует и усилий, и расходов.
В-пятых, соглашение о совокупности прав человека, которая является обязательной для всех членов общества. Это чувствительный вопрос, так как в традиционных культурах существуют самые разные представления о ценности индивида вообще, и прав в частности, и их невозможно изменить быстро и легко. Однако если в обществе нет сильной уверенности, что правила игры одинаковы для всех, тогда в нем не будет править взаимное доверие, являющееся одной из самых существенных предпосылок для сплоченности.
Это конспективное перечисление позволяет понять и то, почему мультикультурализм не стал успешной политикой в Европе. Значит ли это, что этот «проект» следует списать и забыть о нем? Это не легко сделать, так как элементы мультикультурализма, и положительные, и рискованные, по-прежнему существуют. В том числе и в Латвии, где эта политика никогда не была целенаправленной и планомерной. Однако в Латвии имеется возможность учиться на ошибках других государств Европы и мира, чтобы не повторить их.
Публикация создана в рамках проекта «Информационный центр для иммигрантов». Проект реализуется в рамках Фонда убежища, миграций и интеграции. Проект софинансирует Европейский союз. Договор гранта № PMIF/12/2016/1/1.
Информацию опубликовала: Раса Салиня (Rasa Saliņa), эксперт по коммуникациям и социальным медиа, тел. 22026355, эл.почта: rasa.salina@gmail.com